"Считаю, "Миры" еще можно оживить"

– Николай Павлович, как вы стали пилотом подводных аппаратов?

– В школе я мечтал летать на истребителях и поступил в военное авиационное училище. Но здоровье меня немного подвело, и спустя три года обучения пришлось демобилизоваться. Тогда были очень популярны книги Жак-Ива Кусто. Я тоже заболел морем и поступил на факультет океанологии Ленинградского гидрометеорологического института. На третьем курсе мне удалось встретиться с Подражанским Александром Моисеевичем, который работал в лаборатории научной эксплуатации глубоководных обитаемых аппаратов Института океанологии им. Ширшова вместе с Сагалевичем Анатолием Михайловичем.

Так как в Москву тогда попасть было практически невозможно, после окончания вуза я отправился в Мурманск, где начинала свою деятельность "Арктикморнефтегазразведка". Посоветовал мне это Александр Моисеевич. То, что сегодня мы добываем в Арктике, было разведано в восьмидесятые года прошлого века, и я принимал в этом участие.

На Севере я стал работать специалистом глубоководных водолазных комплексов, погружался на 100 м. Принимал участие в обеспечении первого в СССР водолазного спуска в режиме длительного пребывания на 300 м. Мои друзья водолазы получили тогда звания Героев. В общем, было интересно. Там использовалось водолазное судно "Спрут" с подводными аппаратами "Спрут-1" и "Спрут-2". Судно было финской постройки, аппараты – французской. "Спрут-1" имел водолазный отсек. В аппарате размещались два водолаза и два пилота. Второй аппарат был предназначен для обследования трубопроводов и для работ на нефтепромыслах. 

В 1987 году я был в отпуске или командировке в Ленинграде, уже не помню, и увидел по телевизору короткий сюжет про "Миры". Набираю Александра Моисеевича: "Вы получили новые аппараты, как на них попасть?" Он ответил, что специалистов только начали набирать, база по обслуживанию "Миров" расположится в Калининграде, а носителем аппаратов будет научное судно "Академик Мстислав Келдыш", приписанное к южному отделению Института океанологии. Вот так я и попал в лабораторию эксплуатации подводных аппаратов "Мир-1" и "Мир-2".

– Опытные исследователи океана горячо реагируют на вопрос, для чего в век роботизации и искусственного интеллекта нужны пилотируемые аппараты...

– Эмоции, которые испытывают наблюдатели, находясь в месте событий, нереально испытать, глядя на экран монитора. Просто невозможно. А эти эмоции и являются толчком для научных открытий. Уверен, что обитаемые аппараты будут всегда. У людей страсть к познанию заложена в генах, это то, что позволяет человечеству развиваться. Искусственный разум не сможет обработать информацию в месте исследования, как человек.

– "Миры" и их предшественники "Пайсисы" совершили сотни погружений без особых происшествий. Как нарабатывался опыт пилотирования? И насколько рискованно погружаться?

– Тут сыграли роль, наверное, несколько факторов. В отряд попадали люди, которые хотели этим заниматься. Они либо уже были профессионалами, либо становились ими в процессе работы, потому что трудиться приходилось много. А опасности существуют в любом деле. В подводных исследованиях, скажем, риск высокий. Ты понимаешь, какое там давление, что может произойти. Но мы верили в технику, знали, как вести себя в аварийных ситуациях.

"Веселые" ситуации, конечно, бывали, и не только на глубине. Люди, которые ждали нас наверху и обеспечивали стыковку захвата подъемного троса с самим подводным аппаратом, работали иногда в совершенно невероятных условиях. Представьте себе спускоподъемную операцию в Норвежском море. Вода 2-4 °С, приличное волнение. Аппарат весит 17 тонн, его мотает, захват весит килограммов под 25, водолаз вместе с аппаратом уходят под воду полностью. Но те, кто работали в море, знали, что в аппарате люди, его нужно поднять и поставить на борт судна... 

Эмоции накатывали уже после того, как что-то произошло и ты сделал все, чтобы выпутаться из этой ситуации... Океан – агрессивная среда. Если ты в ней не родился, выжить тяжело. Поэтому люди и придумывают различные хитрости: и осваивают океан либо в подводных аппаратах, либо с аквалангом. Может, в будущем научатся погружаться, как Ихтиандр.

– Почему построили два глубоководных обитаемых аппарата "Мир"? В те времена все страны обычно строили по одному...

– Думаю, мы правильно это сделали. "Миры" строились в Финляндии, у Советского Союза могло и не быть второго шанса получить такие продвинутые для того времени аппараты. История, в общем-то, это и подтвердила. Благодаря "Мирам" удалось очень много сделать. Не секрет, к примеру, что именно они закрыли носовую часть АПЛ "Комсомолец", тем самым уменьшив выход радиоактивности. По чуть-чуть вода там выходит, но радиоактивность окружающей воды небольшая, на уровне фона. 

– Максимальные глубины в океане – 11 000 м. Для "Миров" глубина в 6000 м была задана неслучайно?

– Это делалось исходя из практических задач. Более 90% территории Мирового океана имеют глубины до 6 км, то есть "Миры" были способны изучать практически любые места. Аппараты, опускающиеся на 11 км, гораздо тяжелее и дороже. В тех глубоководных желобах, где они способны работать, задач, которые бы интересовали человечество, немного. И они носят скорее не экономический, а научный либо политический характер. Так погружением "Витязя" на дно Марианской впадины мы доказали, что можем создавать технику мирового уровня.

Наши навигационные карты определяют предельную глубину Мирового океана в 11 022 м. Эта определена экспедицией НИС "Витязь" и находится в Марианской впадине. Наш автономный необитаемый аппарат "Витязь-Д" опустился там на глубину 10 028 м, большей глубины мы там не нашли, хотя аппарат работал на дне примерно три часа. Все это время он двигался, снимал фото- и видеокамерами подводную обстановку. 

– Сколько человек входило в экипаж "Миров"?

– Трое. Все находящиеся в кабине считаются экипажем, потому что "Мир" – это научно-исследовательский аппарат. Того, кто им управляет, называют командиром или пилотом подводного аппарата. Остальные либо бортинженеры (если это члены нашего отряда), либо исследователи. 

Пилот управляет, бортинженер ведет видеозапись, занимается навигацией, помогает исследователю проводить какие-то научные опыты. На любое погружение составляется своя программа. Один из ее авторов, как правило, отправлялся с нами в океан. Что он просил, то мы и старались делать. Мы стремились выполнить программу погружения, получить результат. Бывали случаи, например, при съемке "Титаника", когда на погружение уходил один пилот и два исследователя. 

– Чем дышит экипаж?

– В кабине атмосферное давление, оно чуть-чуть там изменяется, потому что три человека заходят, люк закрывается, и кабина становится герметичной. Аппаратура жизнеобеспечения включает в себя баллон с кислородом и поглотитель углекислого газа и примесей. Кислород подается в кабину через редуктор и специальный расходометр-дозиметр. Человек тратит примерно 1,3 л кислорода в час. Дозиметр устанавливают на определенную величину, и он постоянно подает в кабину кислород. Люди дышат: поглощают кислород, выделяют СО₂. Вентилятор прокачивает воздух через химпоглотитель. На выходе воздух уже без СО₂ и примесей. В качестве реагента используется NaOH, KOH или гидрат окиси лития. Мы использовали KOH или гидрат окиси лития, на единицу своего объема или массы они поглощают больше. Размещался химпоглотитель в съемных кассетах, мы их просто меняли в процессе погружения.

– Какой запас кислорода был на борту? 

– Обычно погружение длилось 12-16 часов, редко когда доходило до 16-18 часов. Но был еще аварийный запас. Он позволял трем членам экипажа находится в кабине до 72 часов. Это были дополнительные баллоны кислорода, сжатого до 200 атмосфер. Так же мы брали с собой несколько пакетов с химпоглотителем, питание (сухие галеты) и воду. Была у нас и обычная еда, но часто, увлеченные работой, мы про нее забывали. Прием пищи, как правило, происходил уже при всплытии. 

– Фильтр на базе палладия использовали? 

– Да, палладий дожигает угарный газ до CO₂, потому что угарный газ оказывает самое вредное действие на организм в замкнутом пространстве. А потом углекислый газ поглощается фильтром.

– Не замерзали на глубине?

– Специального источника тепла, чтобы поддерживать определенную температуру, у нас не было. При погружении температура забортной воды падает. На больших глубинах она стабилизируется на отметке 2-4 °С, и в кабине устанавливается определенный тепловой баланс. Все-таки тела человеческие и система жизнеобеспечения излучают тепло. В кабине держалось примерно 11-14 °С. Холодновато. При погружении мы надевали теплые несгораемые костюмы: легкий комбинезон, а сверху теплый комбинезон. Но при работе эмоциональный выплеск большой, и тебе становится жарко. Причем в нижней части сферы температура ниже, наверху – теплее. И что получалось: ты прилипаешь к иллюминатору, чтобы управлять аппаратом, снимаешь верхнюю часть комбинезона и выглядишь как кентавр.

– Скорость спуска задается весом балласта? 

– Да, физика простая: чем больше балласта возьмете, тем быстрее аппарат будет погружаться. Его сопротивление определенное, оно не меняется, а выталкивающая сила зависит от массы груза и плотности воды. Чем вода плотнее, тем сила больше. В Женевском озере на глубину около 700 м погружаешься примерно 25-30 минут. С вертикальными движителями побыстрее.

– Заряд аккумуляторов на спуск старались не расходовать? 

– В принципе да. "Мир" позволяет брать килограммов 200-250 воды в специальные уравнительные цистерны , они погружают его достаточно быстро.

– Какова мощность аккумуляторов?

– Помню значение емкости – 720 ампер-часов. Мощность порядка 100 киловатт в час. Маршевый движитель у нас был пятикиловаттный.

– До какой глубины в океане присутствует жизнь?

– Она есть на всех глубинах. В Камчатском желобе я участвовал в погружениях до 5,5 км, и там везде есть жизнь. Вокруг толща воды, и вдруг у иллюминатора проплывает рыба, похожая на угря. Или проходишь толщу океана сверху вниз, выключаешь свет, а мимо тебя пролетает планктон… Очень впечатляло.

– А как его было видно в темноте?

– Планктон фосфоресцирует. Либо, когда работали с биологами, мы включали небольшую подсветку. Они используют специальный научный инструмент, чтобы выделить объем воды, – куб, ребра которого выполнены из проволоки. Этот куб погружается вместе с аппаратом, а биолог наметанным глазом считает крупные организмы.

Глубины океана насыщены жизнью. В 1994 году была, пожалуй, самая запомнившаяся мне экспедиция. Мы ходили на Срединно-Атлантический хребет и исследовали black smokers – "черных курильщиков". И все это было в ущелье на глубине до четырех километров.

– Это сульфиды?

Да, сульфиды. Там зона геотермальной активности, минеральные соли под давлением при температурах 300-400 °С выходят на поверхность дна. Потом они осаждаются и образуют причудливые формы: либо конусообразные, либо совершено невообразимые. Но бывает даже башни – такая вот форма. Как будто его специально под башню построили. 

На глубинах 4-5 км активность биоты небольшая, а вот у "курильщиков" жизнь просто бурлит. Там организмы живут не за счет света, они получают энергию за счет хемосинтеза. Источником энергии для синтеза органики из СО₂ служат реакции окисления неорганических соединений. В начале пищевой цепочки там бактерии, и далее – от простого к сложному. 

На "курильщиках" просто кишат какие-то ракообразные, растения, вестиментиферы, моллюски. Некоторые бесцветные, другие, наоборот, яркие. 

– А какой цвет у океанских глубин?

– Цвет зависит от глубины, от подстилающей поверхности. На небольших глубинах (а солнечный свет проникает до 200 м) преобладает зеленый цвет. На больших глубинах, где включаются приборы освещения, спектр становится близким к спектру источника света. На глубоководных аппаратах используют источники, свет от которых меньше поглощается и распространяется дальше.

Плотность воды может меняться, и меняться неожиданно. Я наблюдал на дне оптический эффект – подводное озеро. Вы движитесь в толще воды среди каких-то рельефных образований и вдруг у грунта встречаете впадинку, в которую по какой-то причине попала более плотная вода. Граница между этой и окружающей водой четко видна. Создается иллюзия, что вы оказались на берегу небольшого озера. Это впечатляет.

– Вы много работали с Джеймсом Кэмероном. "Титаник" – это история о любви к девушке или любви к океану?

– Это история о любви в бескрайнем океане. На вопрос инвесторов, о чем будет фильм, Джеймс Кэмерон ответил: "О Ромео и Джульетте на "Титанике"". И сразу получил деньги. Кстати, идею сделать любовную историю основным сюжетом фильма Джеймсу предложил Анатолий Сагалевич. 

Так как Кэмерон влюблен в океан, он сделал изюминкой фильма натурные съемки на затонувшем "Титанике" с помощью аппаратов "Мир-1" и "Мир-2". Такие съемки возможно осуществить только двумя аппаратами, и с помощью высококлассных пилотов и специалистов.

– Рыбу на глубине не приходилось ловить?

– Было дело. Гонялся за ними с сачком, насколько позволяла маневренность аппарата. Но обычно мы использовали так называемый слэпган. Через трубу с большим раструбом вода насосом перекачивается в специальные кассеты, закрепленные в держателе револьверного типа. По мере наполнения их меняют. Совершал погружение и для исследований глубоководных акул. В качестве приманки использовалась мертвая рыба – у акул очень развито обоняние. И приплывала вот такая вот метра в полтора-два рыбина, мы ее фотографировали. Тогда все стремились понять, спят акулы или нет – у них же нет пузыря, чтобы держать плавучесть. Точку в этом споре поставил Жак-Ив Кусто. Он нашел места на мелководье, в пещерах, где акулы просто лежали на песке и спали.

– Что сегодня чаще всего используется в научных исследованиях в океане? 

– Подводные планеры – глайдеры. У них очень интересная система передвижения. Как и планеры они имеют крыло и движутся за счет изменения естественных сил – силы притяжения и подъемной силы.

– То есть глайдер может менять свою плавучесть?

– У него есть специальное устройство, которое изменяет его объем. Это устройство втягивает мембрану или, наоборот, раздувает ее жидкостью, увеличивая при этом свой объем и, тем самым, объем глайдера. Это увеличивает выталкивающую силу. При втягивании мембраны, наоборот, уменьшается объем аппарата и выталкивающая сила. Вес у глайдера у глайдера остается один и тот же, он не может его уменьшить. 

Вот за счет силы плавучести, того, что он может менять свой дифферент, и наличия образующих поверхностей типа крыла, глайдер и "парит" в океане. Таким образом он по заданной программе может покрывать большие расстояния. Причем способен еще всплыть на поверхность и передать информацию. На некоторых глайдерах даже пытаются ставить солнечные батареи, чтобы они подзарядились. Но в основном глайдеры работают на заряде внутренних батарей. Сейчас они энергоемкие и достаточно "долгоиграющие".

– Накопители в основном используют электрические?

– Еще есть различные аэробные установки, пока экспериментальные. Либо химические устройства, типа топливных элементов, где электроэнергия образуется за счет взаимодействия водорода и кислорода. Но они обычно находят применение в космосе. Под водой чаще используют литий-ионные, литий-полимерные батареи.

– Как используются подводные аппараты? 

– Есть различные типы ПА – телеуправляемые, автономные, их используют не только в научных целях, но для решения практических задач. Сейчас человечество поставило своей задачей записать ландшафт всего Мирового океана. С подводного аппарата его лучше записывать, потому что расстояние до дна небольшое. ПА проходит с гидролокаторами бокового обзора и с профилографом по определенной зигзагообразной траектории, записывает рельеф дна. Потом все это систематизируется и составляется карта. Это большой пласт работы, и она уже ведется. Разработаны специальные аппараты. 

– Что посоветуете студентам и школьникам, мечтающим о глубинах океана? 

– Стоит оглянуться по сторонам, заглянуть в себя – что ты хочешь от этой жизни получить, чего достичь, что тебя больше интересует. И затем выбрать институт по профилю. Сейчас многие профессии пересекаются. Та же добыча нефти и газа сегодня проводится и на шельфе. Там тоже нужны специалисты. Сейчас для министерства газовой промышленности Курчатовский институт (с привлечением МБМ "Малахит" и других организаций) делает рабочий пилотируемый аппарат. 

Там в стеклянной сфере будут работать два человека. Первоначально планировалось создать чуть ли не десяток таких аппаратов, чтобы обслуживать уже развитые нефтепромыслы, проложенные подводные трубопроводы. Один такой аппарат уже строится и в ближайшие годы будет готов. В принципе, ребята могут попасть на этот аппарат пилотами. Если хочешь стать пилотом, нужно выбрать в вузе какую-то инженерную или навигационную специальность. Если научным исследователем – стоит остановить выбор на направлении, которое тебя интересует. 

– Можно еще стать конструктором...

– Да, но тогда ты будешь создавать эту технику. Есть конструкторские бюро, которые занимаются подводной техникой. Прежде всего она востребована в военной сфере, от этого никуда не денешься.

– "Миры" можно оживить?

– Конечно. Самое важное там – сферы. Думаю, они работоспособны. Нужно просто пройти аттестацию, вернуть свой класс, сделать апгрейд оборудования, и аппараты смогут работать. Быть может, когда-нибудь появится такая политическая воля. Пока они стоят в музеях и радуют людей.