В продолжение разговора об университетском центре Шпицбергена, на вопросы "Корабела" ответил начальник департамента арктических технологий Университетского центра Шпицбергена Алексей Марченко. Беседа получилась в чем-то субъективной, в чем-то с "острыми углами", но вне всякого сомнения интересной и познавательной.
Перед тем, как пускаться в научные или околонаучные разговоры с уважаемым профессором льда и воды, напомним читателям, где найдут себе применение исследования, проводимые на Шпицбергене. Вот несколько самых красочных примеров:
— Почему вы решили продолжить работу в Норвегии?
— Шпицберген — это не Норвегия. Здесь русские поморские поселения древнее норвежских поселений. Университетский центр на Свальбарде – норвежская организация. Могу назвать три причины: значительное увеличение заработной платы и объема научных проектов, доступность самостоятельных полевых исследований в Арктике и возможность преподавания в области физики и механики льда.
Арктические технологии не рассматриваются в России как самостоятельная наука. Исследования в области механики и физики льда рассеяны между группами научных коллективов, для которых эта активность не является доминирующей. Если вы поинтересуетесь, кто занимается арктическими технологиями в РАН, то вас отправят к океанологам или гляциологам. В области прикладных исследований, имеющих арктические приложения, можно отметить несколько университетов, заинтересованных в преподавании арктических технологий. Например, Северодвинский втуз (сейчас подразделение САФУ), где готовят квалифицированных специалистов по сварке в сложных условиях, и "Корабелка", где я читал лекции для студентов.
Исторически в России вообще такая наука не сложилась, поскольку все исследования Арктики в основном ведутся Арктическим и Антарктическим институтом, где работают в основном специалисты с географическим образованием. Арктический институт предоставляет необходимую информацию о природных условиях на трассе СМП, организует работы на дрейфующих и стационарных станциях в Арктике и Антарктике и является подразделением Росгидромета. А когда речь заходит о развитии и применении современных моделей механики и физики для оценок ледовых нагрузок на сооружения и описании ледовых процессов механического и геофизического характера, то в этом плане в России наука развивается мало, хотя и выполняются большие проекты в Арктике.
— Вы рассматривали варианты работы в отделе ледовых качеств судовых конструкций в петербургском институте Арктики и Антарктики (ААНИИ) или Крыловском ЦНИИ?
— Это не университеты, и от них серьезных предложений никогда не было. Какие-то нечеткие предложения поступали от посреднических компаний, но что, куда и к чему, я даже не понял. У меня есть маленькая (10%) позиция в Государственном океанографическом институте (ГОИН) в Москве. У нас есть совместные проекты. Я также консультирую сотрудников ГОИН в области ледовых исследований. Многие российские студенты ЮНИС участвовали в полевых работах ГОИНа.
— Какие вы преследуете цели, работая здесь?
— До 40 лет я в основном занимался теоретическими исследованиями, хотя и принял участие в трех экспедициях лаборатории ААНИИ Арктик-шельф на "Штокман" – в 2004-2006 гг. В России было сложно участвовать в полевых исследованиях — я работал в Институте общей физики РАН, а все экспедиции организуются в ААНИИ. Было тяжело попасть в эти экспедиции и участвовать в них в организационном плане. Кроме того, само участие в полевых работах ААНИИ было не так эффективно, как здесь. Хотелось как-нибудь продвинуться именно в направлении совершенствования моделей с целью их адаптации к реальным процессам, а не так, чтобы они были просто написаны на бумаге или существовали в виде компьютерного кода.
Сейчас на счету нашей научной группы десять лет ежегодных экспедиций на дрейфующих льдах Баренцева моря и на припае. Для работы мне удалось привлечь соответствующих специалистов по механике из России. Сейчас наша группа, я думаю, самая продвинутая не только в России, но и во всем мире по обеспеченности оборудованием и по глубине исследований в области механики льда. Ну и потом, когда я работал в Москве, то не было возможности преподавать и работать со студентами.
Про рабочую группу расскажу отдельно. Вот ее постоянный состав с 2008 года:
Иногда в группу входят ученые из ААНИИ. В этом году их было трое из отдела океанологии и отдела физики взаимодействия атмосферы и океана. Они в том числе представляют Российский научный центр в Баренцбурге. Используя опыт предыдущих исследований, мы сделали свое оригинальное оборудование и работаем с ним. Финансирование экспедиций обеспечивается норвежскими проектами. Обычно наши полевые работы совмещаются по времени с полевыми работами студентов, организуемыми в рамках курсов UNIS. Так что аспиранты и студенты Департамента арктических технологий тоже регулярные участники наших полевых работ. Из зарубежных участников регулярно приезжает группа из Университетского колледжа в Лондоне (UCL) и ученые из Америки.
— Как оцениваете работу?
— Основной результат — публикации и подготовленные студенты. Каждый год мы представляем порядка десятка статей на конференциях и около пяти статей в научные журналы.
Ежегодно с нами работают четыре-пять студентов-магистрантов из России. Помимо обучения у нас есть еще проекты, которые объединяют ЮНИС, Университет Тронхейма, МФТИ, "Политех", "Корабелку", МГУ. Большую часть финансирует норвежская сторона, но есть и один проект, совместный с Российским фондом фундаментальных исследований.
— Чувствуете ли вы разницу в подготовке российских студентов и студентов, которые приезжают со всего света?
— Курсы по механике льда, за которые я отвечаю в университете, требуют определенной подготовки в области математики и физики. К нам приходят разные студенты, как и из России, так и со всего мира. По моим оценкам, примерно 30% из них заинтересованы изучать Арктику, остальные приезжают с туристическими целями. Сейчас я не вижу большой разницы между студентами из разных стран, но восемь лет назад ребята из России были более мотивированы, а сейчас информация распространилась в студенческой среде и большинство приезжает, чтобы просто поставить галочку, что были на Шпицбергене, и идти с этим дальше.
Студенты из Америки в этом плане очень добросовестные. Они обдуманно выбирают курсы, берут все, что возможно, потому что здесь это практически бесплатно, а у себя на Родине они вносят приличные суммы за каждый курс. Это относится в какой-то степени и к ребятам из Канады. Скандинавские студенты в этом плане чувствуют себя более свободно. Многое зависит от вуза, где они учатся на материке, и от их специальности.
Студенты норвежских вузов с инженерной подготовкой, как правило, не очень хорошо подготовлены по математике и базовой физике, механике. Они понимают, как что посчитать, но не знают о происхождении моделей, но это и не является их целью. Они как инженеры должны уметь пользоваться существующими правилами. На Шпицберген они приезжают, чтобы посмотреть, как эти правила реализуются на практике, провести стандартные тесты. Получают навыки и квалификацию, но не имеют научных целей на будущее.
Число российских студентов увеличилось, когда возникла кооперация с МФТИ в 2008 году. Некоторые из них продолжили обучение в NTNU в Трондхейме в качестве аспирантов. Норвежцы отлично понимают, что МФТИ – сильный вуз, в который отбирают ребят из отдаленных мест России, проявивших способности в математике и физике. Студенты МФТИ зачастую не имеют каких-то социальных амбиций по сравнению с москвичами или петербуржцами и готовы работать без излишних запросов.
Другая часть студентов приезжает из Санкт-Петербургского государственного политехнического университета. Некоторые из них тоже продолжили обучение в NTNU в качестве аспирантов. Позднее стали приезжать студенты из Санкт-Петербургского государственного морского технического университета. В этом году первая выпускница "Корабелки" была принята на PhD позицию в ЮНИС.
— Люди, которые защищают кандидатскую диссертацию в Норвегии, возвращаются работать в Россию?
— Не в курсе, чтобы возвращались.
— Почему?
— Значит, нет спроса. Да я и сам спрашивал, например, не хотели бы вы поехать работать в Архангельск? Спрашивал и здесь, и в "Корабелке", где я читал лекции. Но все очень боятся.
— Что должно мотивировать?
— Стабильность, востребованность и перспектива. Я думаю, стабильная зарплата важна, но она не является абсолютным приоритетом при выборе места работы.
Вот свежий пример – на факультете геологии в UNIS учился студент МГУ из Тамбова. После МГУ он распределился в Мурманск: там была повыше зарплата, и предоставлялось жилье. Но после трех лет работы на Севере, он уехал в Москву, объяснив поступок тем, что в столице лучше перспективы, а в Мурманском институте морской биологии РАН за эти блага была строгая дисциплина и ограниченные возможности в кооперации и поездках.
Уже не первый год у нас живет семья молодых ученых из Рязани, окончивших МФТИ и МГУ и находящихся сейчас на позиции PostDoc и PhD в UNIS. Казалось бы, что им тут на Шпицбергене делать почти 10 лет? Значит, спроса в России нет. Они вернутся в Россию и будут иметь десять тысяч рублей дохода, остальное собирать по грантам. А здесь есть определенная, достойная зарплата, которая будет с тобой всегда, и есть средства на поездки.
— В чем отличие преподавания?
— Разные преподаватели доносят материал по-разному, в целом сравнивать нельзя. Если смотреть учебные пособия, то они примерно одинаковые. В Норвегии, я думаю, больше связи с практикой. То есть у студентов есть возможность принимать участие в лабораторных и полевых работах. В ежегодном бюджете моего курса есть расходы на аренду корабля ледового класса для работ на дрейфующем льду в течение восемь-десять дней, и расходы на аренду снегоходов для работ на припае. Я думаю, что в России это было бы много дороже.
Система оценок достаточно сильно отличается — взамен привычного нам устного экзамена, здесь письменный и достаточно емкий экзамен. Часто общая оценка складывается из оценок за проекты, которые студенты выполняют сами в течение курса, и оценки за экзамен. На устном экзамене, иногда студент берет билет и сразу отвечает без подготовки, ему дается только десять минут, чтобы у доски постоять-подумать. Списывание не приветствуется, абсолютно сразу все "всплывает" и студента могут лишить стипендии.
Встречаются студенты, которые на экзамене не могут написать, чем они занимались в ходе полевых работ, хотя они были там вместе со всеми. Но они не помнят ко времени экзамена, что они делали. Возможно, обстановка действует – полярный день, психологические проблемы. Все-таки Шпицберген – место специфическое. Здесь нет нормального хода суток, нет запахов, очень сухо, периодически проходят полярные сияния.
Один профессор из СПбГПУ ездил сюда преподавать с 1999 года. Он констатировал, что у некоторых его студентов после поездки на Шпицберген появились психические отклонения, заметные окружающим. Не надо это скидывать со счетов, даже путешественники веками ранее отмечали, что здесь люди себя по-другому чувствуют.
Норвежцы не ведут никаких медицинских исследований этих вопросов, они считают это место обычным, как и везде. В Баренцбурге наши медики так не считают, и не советуют безвылазно жить на архипелаге более двух лет. Не каждый человек будет чувствовать здесь себя комфортно и сможет приспособиться к жизни здесь.
— У вас получилось наладить кооперацию на научном уровне, есть ли возможность сделать то же самое на уровне университетов?
— Есть. Например, с СПбГМТУ у нас сложился контакт на уровне ректора. В "Политехе" у меня были связи на уровне преподавателей, в МГУ тоже, но это работает хуже. Конечно, преподаватели являются квалифицированными специалистами, но персональная кооперация может быть не согласована с администрацией, и непонятно как к этому относится администрация вуза – нужно ли им это или нет. То же самое и в МФТИ. Они сразу же начинают спрашивать: на каком месте в рейтинге вузов мира находится образовательное учреждение. А UNIS вообще не в рейтинге. Если посмотреть рейтинг университета Осло, то он будет на уровне МГУ, а все остальные норвежские университеты много меньше. У нас в России есть программа "Топ-100" – налаживание международной кооперации между университетами с целью повышения рейтингов российских университетов. Участники смотрят, конечно, на то, чтобы были люди из Оксфорда, Беркли, а UNIS это хорошо, конечно, но не совсем то…
— Понятное дело Оксфорд, но у вас же есть эксперименты, оборудование, практика…
— А в России есть "Топ-100", выделяются большие деньги для того, чтобы российские университеты вошли в сотню лучших университетов мира. А как это сделать? Нужно "задружиться" с этими лучшими университетами, и потом с их помощью куда-то туда двигаться. Это чисто бюрократическая инициатива, которая не стимулирует возникновение научных контактов.
Каковы административные и финансовые возможности профессора в России? Практически никакие. А профессор в Америке обладает большими возможностями, да и в Норвегии тоже это много значит. Поэтому, когда русский профессор контактирует с зарубежным профессором, то ему интересна научная сторона, но он ничего не может сделать в административном плане. Поэтому у него нет никакой инициативы, он думает в основном о своих текущих интересах, а то, что ему предлагают в плане развития кооперации, кажется ему нереалистичным. На более высоком уровне сидят администраторы, с которыми уже не будешь обсуждать научные задачи. Вот и получается, что в России другая система и другие приоритеты.
— Какие приоритеты?
— Наука не является приоритетным занятием в России, не считается чем-то почетным и уважаемым. Преподаватели и научные работники находятся на более низком в социальном плане уровне по сравнению с западными странами и по сравнению с их положением в СССР. И это, пожалуй, главное, потому что не столько абсолютная величина заработной платы держит человека, сколько его востребованность. А в России и без ученых обходятся.
- Воздействие льда на стационарные сооружения: платформы и причалы
- Ледовые нагрузки на корпус судна и судовые конструкции
- Нагрузки при всплытии подводных объектов
Алексей Валерьевич Марченко окончил механико-математический факультет МГУ, защитил кандидатскую диссертацию по теме "Некоторые задачи теории внутренних и поверхностных волн в жидкости под ледяным покровом" и докторскую диссертацию по теме "Модели дрейфующего ледяного покрова и изгибно-гравитационные волны", впоследствии работал в разных учреждениях РАН до 2012 года. Последние десять лет проработал в теоретическом отделе Института общей физики РАН. В 2006 году получил позицию преподавателя в UNIS, сегодня является полным профессором и руководителем Департамента арктических технологий, член Норвежской академии полярных исследований.
— Почему вы решили продолжить работу в Норвегии?
— Шпицберген — это не Норвегия. Здесь русские поморские поселения древнее норвежских поселений. Университетский центр на Свальбарде – норвежская организация. Могу назвать три причины: значительное увеличение заработной платы и объема научных проектов, доступность самостоятельных полевых исследований в Арктике и возможность преподавания в области физики и механики льда.
Арктические технологии не рассматриваются в России как самостоятельная наука. Исследования в области механики и физики льда рассеяны между группами научных коллективов, для которых эта активность не является доминирующей. Если вы поинтересуетесь, кто занимается арктическими технологиями в РАН, то вас отправят к океанологам или гляциологам. В области прикладных исследований, имеющих арктические приложения, можно отметить несколько университетов, заинтересованных в преподавании арктических технологий. Например, Северодвинский втуз (сейчас подразделение САФУ), где готовят квалифицированных специалистов по сварке в сложных условиях, и "Корабелка", где я читал лекции для студентов.
 |
| Туристическое судно / Ирина Акимова |
Исторически в России вообще такая наука не сложилась, поскольку все исследования Арктики в основном ведутся Арктическим и Антарктическим институтом, где работают в основном специалисты с географическим образованием. Арктический институт предоставляет необходимую информацию о природных условиях на трассе СМП, организует работы на дрейфующих и стационарных станциях в Арктике и Антарктике и является подразделением Росгидромета. А когда речь заходит о развитии и применении современных моделей механики и физики для оценок ледовых нагрузок на сооружения и описании ледовых процессов механического и геофизического характера, то в этом плане в России наука развивается мало, хотя и выполняются большие проекты в Арктике.
— Вы рассматривали варианты работы в отделе ледовых качеств судовых конструкций в петербургском институте Арктики и Антарктики (ААНИИ) или Крыловском ЦНИИ?
— Это не университеты, и от них серьезных предложений никогда не было. Какие-то нечеткие предложения поступали от посреднических компаний, но что, куда и к чему, я даже не понял. У меня есть маленькая (10%) позиция в Государственном океанографическом институте (ГОИН) в Москве. У нас есть совместные проекты. Я также консультирую сотрудников ГОИН в области ледовых исследований. Многие российские студенты ЮНИС участвовали в полевых работах ГОИНа.
— Какие вы преследуете цели, работая здесь?
— До 40 лет я в основном занимался теоретическими исследованиями, хотя и принял участие в трех экспедициях лаборатории ААНИИ Арктик-шельф на "Штокман" – в 2004-2006 гг. В России было сложно участвовать в полевых исследованиях — я работал в Институте общей физики РАН, а все экспедиции организуются в ААНИИ. Было тяжело попасть в эти экспедиции и участвовать в них в организационном плане. Кроме того, само участие в полевых работах ААНИИ было не так эффективно, как здесь. Хотелось как-нибудь продвинуться именно в направлении совершенствования моделей с целью их адаптации к реальным процессам, а не так, чтобы они были просто написаны на бумаге или существовали в виде компьютерного кода.
Сейчас на счету нашей научной группы десять лет ежегодных экспедиций на дрейфующих льдах Баренцева моря и на припае. Для работы мне удалось привлечь соответствующих специалистов по механике из России. Сейчас наша группа, я думаю, самая продвинутая не только в России, но и во всем мире по обеспеченности оборудованием и по глубине исследований в области механики льда. Ну и потом, когда я работал в Москве, то не было возможности преподавать и работать со студентами.
Про рабочую группу расскажу отдельно. Вот ее постоянный состав с 2008 года:
- Механика льда и моделирование в ледовом бассейне — Карулины Марина Марковна и Евгений Борисович (ЦНИИ Крылова).
- Экспериментальная Гидродинамика — Горбатский Владимир Витальевич (ЦНИИ им. Крылова).
- Поверхностные и внутренние волны - Морозов Евгений Георгиевич (ИО РАН).
- Механика твердого тела – Александр Сахаров (мехмат МГУ) и Петр Чистяков (НИИ механики МГУ).
Иногда в группу входят ученые из ААНИИ. В этом году их было трое из отдела океанологии и отдела физики взаимодействия атмосферы и океана. Они в том числе представляют Российский научный центр в Баренцбурге. Используя опыт предыдущих исследований, мы сделали свое оригинальное оборудование и работаем с ним. Финансирование экспедиций обеспечивается норвежскими проектами. Обычно наши полевые работы совмещаются по времени с полевыми работами студентов, организуемыми в рамках курсов UNIS. Так что аспиранты и студенты Департамента арктических технологий тоже регулярные участники наших полевых работ. Из зарубежных участников регулярно приезжает группа из Университетского колледжа в Лондоне (UCL) и ученые из Америки.
— Как оцениваете работу?
— Основной результат — публикации и подготовленные студенты. Каждый год мы представляем порядка десятка статей на конференциях и около пяти статей в научные журналы.
Ежегодно с нами работают четыре-пять студентов-магистрантов из России. Помимо обучения у нас есть еще проекты, которые объединяют ЮНИС, Университет Тронхейма, МФТИ, "Политех", "Корабелку", МГУ. Большую часть финансирует норвежская сторона, но есть и один проект, совместный с Российским фондом фундаментальных исследований.
 |
| Адвентдален. Вид с противоположной стороны бухты / Ирина Акимова |
— Чувствуете ли вы разницу в подготовке российских студентов и студентов, которые приезжают со всего света?
— Курсы по механике льда, за которые я отвечаю в университете, требуют определенной подготовки в области математики и физики. К нам приходят разные студенты, как и из России, так и со всего мира. По моим оценкам, примерно 30% из них заинтересованы изучать Арктику, остальные приезжают с туристическими целями. Сейчас я не вижу большой разницы между студентами из разных стран, но восемь лет назад ребята из России были более мотивированы, а сейчас информация распространилась в студенческой среде и большинство приезжает, чтобы просто поставить галочку, что были на Шпицбергене, и идти с этим дальше.
Студенты из Америки в этом плане очень добросовестные. Они обдуманно выбирают курсы, берут все, что возможно, потому что здесь это практически бесплатно, а у себя на Родине они вносят приличные суммы за каждый курс. Это относится в какой-то степени и к ребятам из Канады. Скандинавские студенты в этом плане чувствуют себя более свободно. Многое зависит от вуза, где они учатся на материке, и от их специальности.
Студенты норвежских вузов с инженерной подготовкой, как правило, не очень хорошо подготовлены по математике и базовой физике, механике. Они понимают, как что посчитать, но не знают о происхождении моделей, но это и не является их целью. Они как инженеры должны уметь пользоваться существующими правилами. На Шпицберген они приезжают, чтобы посмотреть, как эти правила реализуются на практике, провести стандартные тесты. Получают навыки и квалификацию, но не имеют научных целей на будущее.
Число российских студентов увеличилось, когда возникла кооперация с МФТИ в 2008 году. Некоторые из них продолжили обучение в NTNU в Трондхейме в качестве аспирантов. Норвежцы отлично понимают, что МФТИ – сильный вуз, в который отбирают ребят из отдаленных мест России, проявивших способности в математике и физике. Студенты МФТИ зачастую не имеют каких-то социальных амбиций по сравнению с москвичами или петербуржцами и готовы работать без излишних запросов.
Другая часть студентов приезжает из Санкт-Петербургского государственного политехнического университета. Некоторые из них тоже продолжили обучение в NTNU в качестве аспирантов. Позднее стали приезжать студенты из Санкт-Петербургского государственного морского технического университета. В этом году первая выпускница "Корабелки" была принята на PhD позицию в ЮНИС.
— Люди, которые защищают кандидатскую диссертацию в Норвегии, возвращаются работать в Россию?
— Не в курсе, чтобы возвращались.
— Почему?
— Значит, нет спроса. Да я и сам спрашивал, например, не хотели бы вы поехать работать в Архангельск? Спрашивал и здесь, и в "Корабелке", где я читал лекции. Но все очень боятся.
— Что должно мотивировать?
— Стабильность, востребованность и перспектива. Я думаю, стабильная зарплата важна, но она не является абсолютным приоритетом при выборе места работы.
Вот свежий пример – на факультете геологии в UNIS учился студент МГУ из Тамбова. После МГУ он распределился в Мурманск: там была повыше зарплата, и предоставлялось жилье. Но после трех лет работы на Севере, он уехал в Москву, объяснив поступок тем, что в столице лучше перспективы, а в Мурманском институте морской биологии РАН за эти блага была строгая дисциплина и ограниченные возможности в кооперации и поездках.
Уже не первый год у нас живет семья молодых ученых из Рязани, окончивших МФТИ и МГУ и находящихся сейчас на позиции PostDoc и PhD в UNIS. Казалось бы, что им тут на Шпицбергене делать почти 10 лет? Значит, спроса в России нет. Они вернутся в Россию и будут иметь десять тысяч рублей дохода, остальное собирать по грантам. А здесь есть определенная, достойная зарплата, которая будет с тобой всегда, и есть средства на поездки.
— В чем отличие преподавания?
— Разные преподаватели доносят материал по-разному, в целом сравнивать нельзя. Если смотреть учебные пособия, то они примерно одинаковые. В Норвегии, я думаю, больше связи с практикой. То есть у студентов есть возможность принимать участие в лабораторных и полевых работах. В ежегодном бюджете моего курса есть расходы на аренду корабля ледового класса для работ на дрейфующем льду в течение восемь-десять дней, и расходы на аренду снегоходов для работ на припае. Я думаю, что в России это было бы много дороже.
Система оценок достаточно сильно отличается — взамен привычного нам устного экзамена, здесь письменный и достаточно емкий экзамен. Часто общая оценка складывается из оценок за проекты, которые студенты выполняют сами в течение курса, и оценки за экзамен. На устном экзамене, иногда студент берет билет и сразу отвечает без подготовки, ему дается только десять минут, чтобы у доски постоять-подумать. Списывание не приветствуется, абсолютно сразу все "всплывает" и студента могут лишить стипендии.
Встречаются студенты, которые на экзамене не могут написать, чем они занимались в ходе полевых работ, хотя они были там вместе со всеми. Но они не помнят ко времени экзамена, что они делали. Возможно, обстановка действует – полярный день, психологические проблемы. Все-таки Шпицберген – место специфическое. Здесь нет нормального хода суток, нет запахов, очень сухо, периодически проходят полярные сияния.
Один профессор из СПбГПУ ездил сюда преподавать с 1999 года. Он констатировал, что у некоторых его студентов после поездки на Шпицберген появились психические отклонения, заметные окружающим. Не надо это скидывать со счетов, даже путешественники веками ранее отмечали, что здесь люди себя по-другому чувствуют.
Норвежцы не ведут никаких медицинских исследований этих вопросов, они считают это место обычным, как и везде. В Баренцбурге наши медики так не считают, и не советуют безвылазно жить на архипелаге более двух лет. Не каждый человек будет чувствовать здесь себя комфортно и сможет приспособиться к жизни здесь.
— У вас получилось наладить кооперацию на научном уровне, есть ли возможность сделать то же самое на уровне университетов?
— Есть. Например, с СПбГМТУ у нас сложился контакт на уровне ректора. В "Политехе" у меня были связи на уровне преподавателей, в МГУ тоже, но это работает хуже. Конечно, преподаватели являются квалифицированными специалистами, но персональная кооперация может быть не согласована с администрацией, и непонятно как к этому относится администрация вуза – нужно ли им это или нет. То же самое и в МФТИ. Они сразу же начинают спрашивать: на каком месте в рейтинге вузов мира находится образовательное учреждение. А UNIS вообще не в рейтинге. Если посмотреть рейтинг университета Осло, то он будет на уровне МГУ, а все остальные норвежские университеты много меньше. У нас в России есть программа "Топ-100" – налаживание международной кооперации между университетами с целью повышения рейтингов российских университетов. Участники смотрят, конечно, на то, чтобы были люди из Оксфорда, Беркли, а UNIS это хорошо, конечно, но не совсем то…
 |
| Посёлок Пирамида / Корабел.ру |
— Понятное дело Оксфорд, но у вас же есть эксперименты, оборудование, практика…
— А в России есть "Топ-100", выделяются большие деньги для того, чтобы российские университеты вошли в сотню лучших университетов мира. А как это сделать? Нужно "задружиться" с этими лучшими университетами, и потом с их помощью куда-то туда двигаться. Это чисто бюрократическая инициатива, которая не стимулирует возникновение научных контактов.
 |
| Плакат в Баренцбурге / Корабел.ру |
Каковы административные и финансовые возможности профессора в России? Практически никакие. А профессор в Америке обладает большими возможностями, да и в Норвегии тоже это много значит. Поэтому, когда русский профессор контактирует с зарубежным профессором, то ему интересна научная сторона, но он ничего не может сделать в административном плане. Поэтому у него нет никакой инициативы, он думает в основном о своих текущих интересах, а то, что ему предлагают в плане развития кооперации, кажется ему нереалистичным. На более высоком уровне сидят администраторы, с которыми уже не будешь обсуждать научные задачи. Вот и получается, что в России другая система и другие приоритеты.
— Какие приоритеты?
— Наука не является приоритетным занятием в России, не считается чем-то почетным и уважаемым. Преподаватели и научные работники находятся на более низком в социальном плане уровне по сравнению с западными странами и по сравнению с их положением в СССР. И это, пожалуй, главное, потому что не столько абсолютная величина заработной платы держит человека, сколько его востребованность. А в России и без ученых обходятся.
Беседовала Ирина Акимова
