Мы продолжаем серию интервью с руководителями профильных высших учебных заведений. Главный редактор "Корабел.ру" побеседовал с ректором Санкт-Петербургского Морского государственного технического университета, Константином Петровичем Борисенко.
Н.Н. Ивакин: Константин Петрович, не секрет, что достаточно длительное время престиж технических профессий был на низком уровне. Ваши коллеги однозначно отмечают, что в последнее время интерес абитуриентов растет. Чувствуете ли вы какое-то оживление в наборе? Довольны ли вы качеством знаний поступающих?
К.П. Борисенко: Если говорить о престиже инженерных профессий, то, действительно, он был в определенной степени подорван теми событиями, что происходили в последние годы. Среди нашей молодежи достаточно устойчиво укоренилось желание стать либо экономистами, либо юристами, - чтобы распределять финансовые потоки или управлять ими в рамках существующих законоуложений. Спад интереса к техническим специальностям, особенно к такой сложной, как наша, определялся и зарплатами, условиями будущей работы, которые не выдерживали критики со стороны молодежи. Негде было работать, негде было жить, не над чем было работать.
С тех пор ситуация несколько поменялась, и года 3-4 назад абитуриенты снова пошли на технические специальности наравне с экономическими и юридическими. В нашем ВУЗе есть и те, и другие, и мы сразу заметили разницу. Но только начал расти набор, как мы столкнулись с последствиями демографической ямы, которые продолжаются до сих пор.
Кроме того, на нас свалилась новая система поступления по результатам ЕГЭ, когда школьнику предоставляется право выбрать предметы, которые он будет сдавать, чтобы получить сертификат к поступлению в ВУЗ. Как известно, тело стремится к движению по пути минимального сопротивления. Так и школьники не спешат сдавать физику, которую сегодня в школе преподают крайне плохо. Те задачи, требования, которые содержатся в тесте ЕГЭ, сегодня для выпускников, которые физику почти не знают, неподъемны.
Теперь в этом отношении сделан еще один шаг: в новых образовательных стандартах для выпускников физику, химию, биологию предлагается объединить в один предмет "естествознание". Люди не знают физики. А нам без нее, да и точных наук в принципе, нельзя. Контингент, который мы принимаем в результате ЕГЭ, сталкиваясь с курсами фундаментальной химии, физики, математики на первых курсах, с трудом их одолевает, зато разносится молва о том, как сложно учиться в техническом ВУЗе. Ведь обучение у нас итак всегда считалось сложным, мы предъявляем повышенные требования к знанию школьных курсов фундаментальных наук.
Судостроение сейчас оживает, приняты соответствующие госпрограммы, идет проектирование кораблей. И вроде бы работа есть, и зарплата приличная — уже нельзя ссылаться, что не идут, потому что зарплаты нет. Она есть. И соцпакет в ряде случаев предлагается достаточно ощутимый. Эта сторона, связанная с привлекательностью работы в судостроении, уже существует, хотя пока не восстановилась целиком.
С другой стороны, работа школы, подготовка абитуриентов, чтобы они знали физику и хотели ее понимать - все это идет достаточно тяжело. Поэтому сложности будут. Ведь в Питере количество людей, желающих поступать в технические вузы, достаточно легко оценить — по количеству выпускников, которые записались сдавать физику или информатику. Кстати, нам не разрешают в качестве вступительного принимать сертификат по информатике, как альтернативный. Почему, мне не понятно. А количество сдающих очень невелико. В прошлом году это было около восьми тысяч человек, в этом — еще меньше. Мест во всех ВУЗах города — 28 тысяч. Если предположить, что половина, или больше - это технические вузы, то на 14-16 тысяч мест нам просто не хватает поступающих. Так что мы работаем с периферией, привозим людей оттуда. Мы сохранили наши общежития и стараемся поддерживать количество мест, достаточное хотя бы для половины контингента, привозим абитуриентов из Находки, с севера, из нефтегазодобывающих районов...
Кроме этого, есть еще и социальный момент. Иногда детей посылают учиться, чтобы закрепиться в городе и переехать уже всей семьей. Но, естественно, что приезжают на учебу только те, кому будут помогать родители, потому что та стипендия, что сегодня студенты получают, несмотря на то что ее, по щедрости Владимира Владимировича, вскоре повысят аж на 8 %, составляет сегодня 1100 рублей.
Н.Н.: Часто слышу от молодежи - ну зачем мне эта стипендия?
К.П.: И совершенно справедливо говорят. Я тоже не понимаю, зачем платить такую стипендию... Вы помните, недавно помощник президента, Дворкович, выступал с предложением прекратить выплаты стипендий. Все сразу всполошились, ему пришлось оправдываться, что вроде как и не это имел в виду.. Но на самом деле это действительно так: ну что это за деньги? Это же совершенные гроши, только на карточку проездную хватает, и все. А меж тем иногородние за проживание в общежитии, платят от стипендии в месяц сколько? Пять процентов. То есть я получаю, грубо говоря, 50 рублей со студента в месяц. У нас живет, скажем, тысяча иногородних. Я получаю 50 тысяч рублей — и что я с ними могу сделать? Мне даже белье не постирать в прачечной, это стоит дороже! А нужно еще весь фонд поддерживать в нормальном состоянии — на это денег уже нет. Конечно, финансы — отдельный вопрос, но он соотносится с тем, сколько к нам придет людей, какой будет конкурс, почему он невелик.
Н.Н.: Есть ли уже конкурс на поступление в ВУЗ?
На разные курсы — конкурс разный. Если это направления, в большей степени связанные с вычислительной техникой, с программированием, с защитой информации — туда идет больше людей. А когда речь заходит о профессиях, от которых за версту "пахнет" металлом, тут уже сложнее. Это потом люди начинают понимать. Мы работаем с абитуриентами, но до них донести эту мысль пока сложно. Нас спасает пока еще то обстоятельство, что наш университет единственный в России — это раз. И романтики пока не перевелись.
Мы учим создавать корабль – проектировать и строить. Есть какие-то пересечения с университетами водных коммуникаций, но в рафинированном виде "Корабелка" одна. Сотни наших выпускников работают в городе, кто на "Балтийском заводе", кто на "Адмиралтейских верфях", и детей стараются направить по своим стопам. Мы — корпоративный, семейственный, в определенной степени, ВУЗ.
Конечно, занимаемся и подготовкой абитуриентов. Хотя со школьниками должны работать не только мы. Потому что приглашать человека на последующее трудоустройство будет не ВУЗ. Чтобы студент знал, как будет выглядеть его работа, нужна помощь предприятий. Нужно приглашать человека не учиться в "Корабелке", а работать на заводе — "Балтийском", "Адмиралтейском", "Северной верфи", в "Рубине", "Малахите". Университет — это средство получения знаний для последующей работы, поэтому мы сейчас очень плотно работаем с предприятиями.
Что касается подготовки абитуриентов непосредственно к учебе в университете, то мы идем несколькими путями, точнее, шли раньше. Были подготовительные курсы — традиционная для учебных заведений форма, которая позволяла скорректировать подготовку к вступительным экзаменам силами наших педагогов, ориентированных на необходимый уровень преподавания. К сожалению, теперь такая форма работы неактуальна. Чем она была выгодна? Мы готовили школьников к тому уровню, который требуется для экзаменов и последующего процесса обучения. Теперь же все сдают ЕГЭ, и готовить ребят надо к сдаче именно этого теста, к тем унифицированным требованиям, которые предъявляются сегодня. Поэтому вести ориентированную на собственные потребности работу не получается. Естественно, у нас есть структуры для подготовки к тестированию, но это просто — есть стандартные билеты, есть люди, которые могут что-то подсказать. Ситуация с ЕГЭ - стандартная, одна на всех. Однако подготовка школьников к тестированию - малоинтересная для меня работа как для человека, который будет потом иметь дела с этим контингентом.
На сегодняшний день основным источником поступающих для нас стал организованный двадцать лет назад Средне-Технический факультет. Мы набираем выпускников девятых классов, и в течение двух лет их учим. Когда система создавалась, предполагалось, что по окончании обучения студенты получат школьный аттестат, благо у нас есть возможность их выдавать, а мы будем делить выпускников на "беленьких" и "черненьких" - лучших брать в ВУЗ, а ребят послабее отправлять на дальнейшее обучение с сертификатом о среднем образовании. Но не получилось - все хорошие. На факультет всегда достаточно высокий конкурс, и в лучшие годы мы принимаем до 250 человек — треть набора на первый курс. Отличные ребята, которых мы сами подготовили (во всяком случае, пенять не на кого), осознанно к нам идут, привычные к студенческой среде, поскольку у них такая же схема работы — лекции, сессии, практические работы. Выпускники факультета составляют наиболее адаптированное, подготовленное ядро первого курса.
Н.Н.: На факультете даются какие-то профессиональные знания?
К.П.: Обязательно читаются курсы профильных дисциплин.
Н.Н.: Насколько востребованы ваши выпускники?
К.П.: Тут вопросов никаких нет. На 80-90% наши выпускники уходят работать по специальности. Ребята вынуждены подрабатывать из-за ничтожного содержания в виде стипендии. Это ясно, как и то, что не все на первых курсах находят себе место в судостроении — многие уходят куда примут и там потом остаются. Это нормальный процесс. Но я повторюсь — подавляющее большинство наших выпускников работает в судостроении. Потому что они попадают на практику, и тоже прикипают. В этом смысле мне непонятно, почему у нас отменен институт распределения. Это же правильно: если человек получил образование за счет государства, то должен отработать эти деньги, два-три-четыре года, там куда пошлют, это справедливо.
Н.Н.: Целевое образование от крупных судостроительных холдингов. Есть ли у вас стипендиаты от "Каспийской энергии", ОПК?
К.П.: Да, безусловно. Мы каждый год получаем оборонный заказ: выпускается совместный приказ Минобразования и Министерства промышленности и торговли, в котором определены задания по подготовке специалистов для оборонных отраслей промышленности, в частности, для кораблестроения. Мы набираем людей от предприятий - это, буквально, список фамилий, подписанный директором завода, с соответствующей печатью. Если претенденты сдают ЕГЭ, то проходят к нам без конкурса, как подписавшиеся под тем, что после окончания обучения будут работать на соответствующем предприятии. Таких достаточно много.
Также мы готовим специалистов того или иного профиля под определенную вакансию, определенный тип работы, рабочее место, с необходимыми заказчику особенностями. Это возмездная работа, и учебу таких студентов оплачивает предприятие.
Н.Н.: Иностранных студентов готовите?
К.П.: Конечно, у нас в лучшие годы в университете училось до 450 иностранцев. И сейчас мы их готовим...
Н.Н.: Из каких стран?
К.П.: В основном, Юго-Восточная Азия - сегодня. Раньше были студенты из Прибалтики, из СНГ. Сейчас мы ориентированы на Вьетнам, Китай, Мьянму.
Там, где идет бурное развитие судостроения, где требуются специалисты. В том же Вьетнаме отрасль развивается при помощи наших выпускников, которые знают, что в "Корабелке" закладываются действительно хорошие, фундаментальные знания. От них мы постоянно получаем новые заказы.
Сейчас учится приблизительно 270 человек. С иностранными предприятиями у нас плотные связи, мы посылаем туда профессуру читать лекции, к нам приезжают стажеры — в общем, "Корабелка" имеет достаточно серьезный имидж в мире. Мы - известный бренд. Кроме того, это помогает зарабатывать деньги, необходимые для поддержания университета в более-менее приличном состоянии.
Н.Н.: Военную кафедру, кстати, удалось сохранить?
К.П.: Военно-учебный центр — да. Мы готовим офицеров для действительной службы по заказу Министерства Обороны. Правда, последние два года Министерство закрыло прием в высшие военные учебные заведения. Но специалистов для военной приемки мы готовить продолжаем.
Н.Н.: Включение в Болонский процесс, двухуровневое образование. Что такое бакалавр? Что такое магистр? Понимают ли в промышленности, что это такое? Как вы с этим "боретесь"?
К.П.: Плохо промышленность понимает, и что такое магистр, и что такое бакалавр. Хотя такого рода беду можно было бы исправить. Но я лично к двухуровневой системе отношусь с большим скепсисом, поскольку за четыре года, даже меньше, подготовить судостроителя трудно. С выпускной работой, практиками, времени для нормальной учебы получается очень мало. Поэтому мы прилагали, и прилагаем все усилия, чтобы нашим специальностям обучались в течении пяти лет, даже пяти с половиной лет, как это было всегда.
К сожалению, когда составлялся перечень специальностей с сохранением пятилетнего обучения, Министерство образования заняло по этому поводу очень жесткую позицию относительно нашего направления. Да и Департамент судостроения не проявил нужной настойчивости. Ведь, в конце концов, этот список был завизирован с Минпромторге, и в том числе, ответственность несет Департамент, потому что нужно было за руки держать замминистра, когда он это подписывал! Тем не менее, мы продолжаем борьбу, тяжелую и нужную. В июне прошлого года на заседании Совета безопасности по судостроению, было принято два решения: во-первых, "Корабелку" наделили особыми правами в области кораблестроительного образования. Теперь мы сами определяем (и 24 января 2011 года это право подтвердил Указ Президента) стандарты подготовки, учебные программы, не ориентируясь на федеральные нормативы, которые нас сильно вязали. Во-вторых, Министерству образования было предписано подготовить дополнительный список специальностей с пятилетним обучением для одобрения Правительством. В настоящее время перечень, куда мы, наконец, включены, находится в Министерстве юстиции, и после проверки на соответствие законодательству будет окончательно одобрен.
Мы в этом году вынуждены набирать людей на бакалавриат, но со следующего года, я надеюсь, снова сможем работать по своим учебным планам, не согласовываемым ни с кем. Таких ВУЗов только четыре в стране: МГУ, СПбГУ, мы и "Бауманка". Остальные должны ориентироваться на федеральные стандарты. Здорово, что сможем быстро реагировать на изменение требований к специалистам, и не придется проходить бесконечные тяжелые согласования, в которых мы в последнее время очень погрязли.
Н.Н.: Вы сказали о меняющейся обстановке. Почти двадцать лет назад прекратил свое существование Институт повышения квалификации инженеров судостроительной промышленности, здесь, неподалеку, на улице Союза печатников. С тех пор я даже не знаю, где корабелы могли бы актуализировать свои знания. Все стандарты требуют этого так или иначе, не только для инженеров заводов, КБ, но для и ваших преподавателей, ведь они тоже должны повышать квалификацию.
К.П.: Преподаватели в этом ключе находятся в лучшей позиции, чем специалисты из отрасли. Мы очень плотно работаем с предприятиями, и практически во всех КБ и НИИ работают наши же профессора, доценты. С точки зрения подготовки инженерного корпуса, переподготовки на предприятиях, да, регулярной работы нет. В достопочтимые годы, когда у предприятий не было денег даже зарплаты платить, процесс переподготовки кадров несколько застопорился.
Н.Н.: Сейчас ОСК тоже вкладывает деньги. Где результат?
К.П.: Считать чужие деньги не люблю, надо самим зарабатывать. Мы обладаем собственными ресурсами и можем выполнять подобную работу. Однако, хотелось бы, чтобы со стороны заводов была не только моральная поддержка, но и протоколы о намерениях, партнерстве, и деньги шли!
В области акустики, прежде всего, в области измерений заказы уже есть. Институт повышения квалификации работал на постоянной основе, взять в полной мере на себя его функции мы, в общем, наверное, смогли бы. У нас есть такой факультет, всё есть, но для этой работы нужны средства. Наверно, какие-то механизмы в этом отношении должны появиться. Мы к своей роли готовы, база есть, специалисты имеются. Прежде всего, это относится к вопросам автоматизированного проектирования: все существующие в мире программные средства у нас в распоряжении, с нами сотрудничают западные фирмы, учебные версии ПО для студентов передают безвозмездно. И, конечно, мы могли бы выполнить работу по передаче этих данных на предприятия, но за это надо платить. Никто нынче бесплатно не работает.
Н.Н.: Вот подошли к деньгам. Помимо бюджетных источников, у вас НИСы, НИРы есть?
К.П.: Бюджетные источники финансирования - вот они, передо мной лежат. Мог бы показать пару строк, и вам стало бы все понятно, но не буду. Средств дают - кот наплакал, большая часть - на зарплаты и стипендии. Все остальное финансируется так скудно, что здесь должны быть не чернильные пометки, а мои слезы. Все технические ВУЗы сегодня обеспечиваются по принципу "чтоб не померли". На содержание здания и сооружений — а у меня их 135 тысяч квадратов — мы имеем в год 6-7 млн. рублей. Если вы поделите одно на другое, вы узнаете, сколько я получаю на содержание одного квадратного метра.
На оплату коммунальных услуг мы получаем процентов 70 от того, что берут с нас энергетики. Если говорить о других статьях расходов, которые должны были бы, казалось бы, присутствовать в смете бюджетной организации, то их просто нет. Например, у меня в смете нет денег на телефон. Как может бюджетная, да любая организация работать без телефона? Мы платим сами. Нет денег в смете на командировки — ни копейки. Можно ли так работать? Ведь в Москву постоянно приглашают на разные заседания. Получил недавно приглашение: "проведем совещание в виде делового завтрака". Восемь тысяч рублей он стоит, плюс дорога — да я не съем на восемь тысяч!
Денег просто крохи. Если бы мы не получали помощь, и не зарабатывали сами...
Н.Н.: Так какие источники?
К.П.: Внебюджетное обучение, в основном, юристов и экономистов. Затащить людей на технические специальности учиться платно практически невозможно, за исключением тех случаев, когда за обучение платит завод. А в экономисты идут с охотой. И когда нам говорят, что надо бы освободить институт от несвойственных ему задач — хорошо, освободим, только возместите те деньги, которые эти "непрофильные" задачи дают на содержание государственного учреждения. Подчеркиваю, не моего учреждения. Почему, работая в государственном ВУЗе, я должен зарабатывать деньги на его содержание?
Мы должны получать финансирование, достаточное для спокойной работы. Уж на телефон-то деньги дайте, ребята! На командировки! На оборудование выделено четыре миллиона на год. И как нам обновлять компьютерный парк — у меня работает 600 машин, и они устаревают! Все прекрасно знают: сегодня вы работаете с одним ПО, завтра создается другое. И это лучшее не лезет в тот компьютер, который работал вчера. Мы вынуждены его менять. А где на все это деньги взять? Эта политика людей, работающих в условиях рынка. Но в этой гонке мы-то не успеваем! Просто нет средств, а если ориентироваться на бюджетное финансирование, то будет совсем плохо. Поэтому внебюджетные источники — студенты-платники, исследовательские работы...
Помогает сдача в аренду избыточных помещений. Избыточных, правда, мало, подвалы, например. Из-за той же демографии — людей нет, платников меньше. Но мы ведь вынуждены платить за те расходы, за которые не должны были: телефоны, командировки, электричество, тепло, газ, вода. И штрафы — из-за того, что что-то там не так делаем. Ситуация с финансами сложная, и, если бы не поддержка со стороны отдельных предприятий, нам пришлось бы туго. Я, например, очень благодарен "Адмиралтейским верфям" и Владимиру Леонидовичу Александрову, потому что массу проблем мы решаем с его помощью. Тот же фасад покрасить сегодня стоит таких денег! Идешь к В.Л., и говоришь: "Что-то у тебя фасад грязный!". "Да? Ну сейчас покрасим!" А красят они и нас заодно.
Н.Н.: У вас еще остался в Северодвинске филиал?
К.П.: Работает. Тоже трудно, тоже проблемы с деньгами.
Н.Н.: Там же весь город сориентирован на судостроение.
К.П.: Город-то сориентирован, но вы же знаете, как живет СМП: в 90х годах был в очень тяжелом положении, а сейчас просто в тяжелом. "Звездочка" сегодня получше.
В Северодвинске филиал был организован по желанию Северного машиностроительного предприятия. И тогда, когда решалась эта задача, и много лет спустя материальные проблемы решали заводы. Все здания, все сооружения были заводскими. Энергетика, тепло, вода — они не знали, что такое платить. Потом пришли другие времена, и около 10-12 лет назад заводы освободились от непрофильных активов, которые не могли содержать, передав их нам. Нужно было "сесть на бюджет" — а это совершенно другая система работы и филиала в том числе. В последние годы помощи от заводов филиал ощущает мало. Понятно, почему.
Н.Н.: Лет восемь назад в Смольном создавали программу по подготовке кадров для судостроения за счет городского бюджета.
К.П.: Её сделали, но деньги ушли не нам, поскольку местный бюджет не может финансировать федеральное учреждение. Программа ушла на ПТУ, на техникумы. Определенные результаты мы получили, в виде абитуриентов, например.
Н.Н.: Как вы считаете, замыкание ВУЗов на отраслевые министерства — это, скорее, плюс или минус?
К.П.: Большой разницы здесь нет. Мы прекрасно решим поставленные задачи при наличии финансирования, будь оно отраслевое или федеральное. Конечно, лучше и естественнее, если бы ВУЗ входил в состав ОСК. Раньше, принадлежа формально Минобразования и получая оттуда достаточные средства, мы очень большую помощь получали от профильного Министерства судостроительной промышленности. Я мог решить любые задачи в Министерстве, которое, в конечном счете, занималось распределением наших выпускников. По моему мнению, нужно принадлежать той отрасли, которую вы непосредственно обслуживаете, для которой созданы. Не знаю, правда, в состоянии ли сейчас отрасль нас содержать.
К.П. Борисенко: Если говорить о престиже инженерных профессий, то, действительно, он был в определенной степени подорван теми событиями, что происходили в последние годы. Среди нашей молодежи достаточно устойчиво укоренилось желание стать либо экономистами, либо юристами, - чтобы распределять финансовые потоки или управлять ими в рамках существующих законоуложений. Спад интереса к техническим специальностям, особенно к такой сложной, как наша, определялся и зарплатами, условиями будущей работы, которые не выдерживали критики со стороны молодежи. Негде было работать, негде было жить, не над чем было работать.
С тех пор ситуация несколько поменялась, и года 3-4 назад абитуриенты снова пошли на технические специальности наравне с экономическими и юридическими. В нашем ВУЗе есть и те, и другие, и мы сразу заметили разницу. Но только начал расти набор, как мы столкнулись с последствиями демографической ямы, которые продолжаются до сих пор.
Кроме того, на нас свалилась новая система поступления по результатам ЕГЭ, когда школьнику предоставляется право выбрать предметы, которые он будет сдавать, чтобы получить сертификат к поступлению в ВУЗ. Как известно, тело стремится к движению по пути минимального сопротивления. Так и школьники не спешат сдавать физику, которую сегодня в школе преподают крайне плохо. Те задачи, требования, которые содержатся в тесте ЕГЭ, сегодня для выпускников, которые физику почти не знают, неподъемны.
Теперь в этом отношении сделан еще один шаг: в новых образовательных стандартах для выпускников физику, химию, биологию предлагается объединить в один предмет "естествознание". Люди не знают физики. А нам без нее, да и точных наук в принципе, нельзя. Контингент, который мы принимаем в результате ЕГЭ, сталкиваясь с курсами фундаментальной химии, физики, математики на первых курсах, с трудом их одолевает, зато разносится молва о том, как сложно учиться в техническом ВУЗе. Ведь обучение у нас итак всегда считалось сложным, мы предъявляем повышенные требования к знанию школьных курсов фундаментальных наук.
Судостроение сейчас оживает, приняты соответствующие госпрограммы, идет проектирование кораблей. И вроде бы работа есть, и зарплата приличная — уже нельзя ссылаться, что не идут, потому что зарплаты нет. Она есть. И соцпакет в ряде случаев предлагается достаточно ощутимый. Эта сторона, связанная с привлекательностью работы в судостроении, уже существует, хотя пока не восстановилась целиком.
С другой стороны, работа школы, подготовка абитуриентов, чтобы они знали физику и хотели ее понимать - все это идет достаточно тяжело. Поэтому сложности будут. Ведь в Питере количество людей, желающих поступать в технические вузы, достаточно легко оценить — по количеству выпускников, которые записались сдавать физику или информатику. Кстати, нам не разрешают в качестве вступительного принимать сертификат по информатике, как альтернативный. Почему, мне не понятно. А количество сдающих очень невелико. В прошлом году это было около восьми тысяч человек, в этом — еще меньше. Мест во всех ВУЗах города — 28 тысяч. Если предположить, что половина, или больше - это технические вузы, то на 14-16 тысяч мест нам просто не хватает поступающих. Так что мы работаем с периферией, привозим людей оттуда. Мы сохранили наши общежития и стараемся поддерживать количество мест, достаточное хотя бы для половины контингента, привозим абитуриентов из Находки, с севера, из нефтегазодобывающих районов...
Кроме этого, есть еще и социальный момент. Иногда детей посылают учиться, чтобы закрепиться в городе и переехать уже всей семьей. Но, естественно, что приезжают на учебу только те, кому будут помогать родители, потому что та стипендия, что сегодня студенты получают, несмотря на то что ее, по щедрости Владимира Владимировича, вскоре повысят аж на 8 %, составляет сегодня 1100 рублей.
Н.Н.: Часто слышу от молодежи - ну зачем мне эта стипендия?
К.П.: И совершенно справедливо говорят. Я тоже не понимаю, зачем платить такую стипендию... Вы помните, недавно помощник президента, Дворкович, выступал с предложением прекратить выплаты стипендий. Все сразу всполошились, ему пришлось оправдываться, что вроде как и не это имел в виду.. Но на самом деле это действительно так: ну что это за деньги? Это же совершенные гроши, только на карточку проездную хватает, и все. А меж тем иногородние за проживание в общежитии, платят от стипендии в месяц сколько? Пять процентов. То есть я получаю, грубо говоря, 50 рублей со студента в месяц. У нас живет, скажем, тысяча иногородних. Я получаю 50 тысяч рублей — и что я с ними могу сделать? Мне даже белье не постирать в прачечной, это стоит дороже! А нужно еще весь фонд поддерживать в нормальном состоянии — на это денег уже нет. Конечно, финансы — отдельный вопрос, но он соотносится с тем, сколько к нам придет людей, какой будет конкурс, почему он невелик.
Н.Н.: Есть ли уже конкурс на поступление в ВУЗ?
На разные курсы — конкурс разный. Если это направления, в большей степени связанные с вычислительной техникой, с программированием, с защитой информации — туда идет больше людей. А когда речь заходит о профессиях, от которых за версту "пахнет" металлом, тут уже сложнее. Это потом люди начинают понимать. Мы работаем с абитуриентами, но до них донести эту мысль пока сложно. Нас спасает пока еще то обстоятельство, что наш университет единственный в России — это раз. И романтики пока не перевелись.
Мы учим создавать корабль – проектировать и строить. Есть какие-то пересечения с университетами водных коммуникаций, но в рафинированном виде "Корабелка" одна. Сотни наших выпускников работают в городе, кто на "Балтийском заводе", кто на "Адмиралтейских верфях", и детей стараются направить по своим стопам. Мы — корпоративный, семейственный, в определенной степени, ВУЗ.
Конечно, занимаемся и подготовкой абитуриентов. Хотя со школьниками должны работать не только мы. Потому что приглашать человека на последующее трудоустройство будет не ВУЗ. Чтобы студент знал, как будет выглядеть его работа, нужна помощь предприятий. Нужно приглашать человека не учиться в "Корабелке", а работать на заводе — "Балтийском", "Адмиралтейском", "Северной верфи", в "Рубине", "Малахите". Университет — это средство получения знаний для последующей работы, поэтому мы сейчас очень плотно работаем с предприятиями.
Что касается подготовки абитуриентов непосредственно к учебе в университете, то мы идем несколькими путями, точнее, шли раньше. Были подготовительные курсы — традиционная для учебных заведений форма, которая позволяла скорректировать подготовку к вступительным экзаменам силами наших педагогов, ориентированных на необходимый уровень преподавания. К сожалению, теперь такая форма работы неактуальна. Чем она была выгодна? Мы готовили школьников к тому уровню, который требуется для экзаменов и последующего процесса обучения. Теперь же все сдают ЕГЭ, и готовить ребят надо к сдаче именно этого теста, к тем унифицированным требованиям, которые предъявляются сегодня. Поэтому вести ориентированную на собственные потребности работу не получается. Естественно, у нас есть структуры для подготовки к тестированию, но это просто — есть стандартные билеты, есть люди, которые могут что-то подсказать. Ситуация с ЕГЭ - стандартная, одна на всех. Однако подготовка школьников к тестированию - малоинтересная для меня работа как для человека, который будет потом иметь дела с этим контингентом.
На сегодняшний день основным источником поступающих для нас стал организованный двадцать лет назад Средне-Технический факультет. Мы набираем выпускников девятых классов, и в течение двух лет их учим. Когда система создавалась, предполагалось, что по окончании обучения студенты получат школьный аттестат, благо у нас есть возможность их выдавать, а мы будем делить выпускников на "беленьких" и "черненьких" - лучших брать в ВУЗ, а ребят послабее отправлять на дальнейшее обучение с сертификатом о среднем образовании. Но не получилось - все хорошие. На факультет всегда достаточно высокий конкурс, и в лучшие годы мы принимаем до 250 человек — треть набора на первый курс. Отличные ребята, которых мы сами подготовили (во всяком случае, пенять не на кого), осознанно к нам идут, привычные к студенческой среде, поскольку у них такая же схема работы — лекции, сессии, практические работы. Выпускники факультета составляют наиболее адаптированное, подготовленное ядро первого курса.
Н.Н.: На факультете даются какие-то профессиональные знания?
К.П.: Обязательно читаются курсы профильных дисциплин.
Н.Н.: Насколько востребованы ваши выпускники?
К.П.: Тут вопросов никаких нет. На 80-90% наши выпускники уходят работать по специальности. Ребята вынуждены подрабатывать из-за ничтожного содержания в виде стипендии. Это ясно, как и то, что не все на первых курсах находят себе место в судостроении — многие уходят куда примут и там потом остаются. Это нормальный процесс. Но я повторюсь — подавляющее большинство наших выпускников работает в судостроении. Потому что они попадают на практику, и тоже прикипают. В этом смысле мне непонятно, почему у нас отменен институт распределения. Это же правильно: если человек получил образование за счет государства, то должен отработать эти деньги, два-три-четыре года, там куда пошлют, это справедливо.
Н.Н.: Целевое образование от крупных судостроительных холдингов. Есть ли у вас стипендиаты от "Каспийской энергии", ОПК?
К.П.: Да, безусловно. Мы каждый год получаем оборонный заказ: выпускается совместный приказ Минобразования и Министерства промышленности и торговли, в котором определены задания по подготовке специалистов для оборонных отраслей промышленности, в частности, для кораблестроения. Мы набираем людей от предприятий - это, буквально, список фамилий, подписанный директором завода, с соответствующей печатью. Если претенденты сдают ЕГЭ, то проходят к нам без конкурса, как подписавшиеся под тем, что после окончания обучения будут работать на соответствующем предприятии. Таких достаточно много.
Также мы готовим специалистов того или иного профиля под определенную вакансию, определенный тип работы, рабочее место, с необходимыми заказчику особенностями. Это возмездная работа, и учебу таких студентов оплачивает предприятие.
Н.Н.: Иностранных студентов готовите?
К.П.: Конечно, у нас в лучшие годы в университете училось до 450 иностранцев. И сейчас мы их готовим...
Н.Н.: Из каких стран?
К.П.: В основном, Юго-Восточная Азия - сегодня. Раньше были студенты из Прибалтики, из СНГ. Сейчас мы ориентированы на Вьетнам, Китай, Мьянму.
Там, где идет бурное развитие судостроения, где требуются специалисты. В том же Вьетнаме отрасль развивается при помощи наших выпускников, которые знают, что в "Корабелке" закладываются действительно хорошие, фундаментальные знания. От них мы постоянно получаем новые заказы.
Сейчас учится приблизительно 270 человек. С иностранными предприятиями у нас плотные связи, мы посылаем туда профессуру читать лекции, к нам приезжают стажеры — в общем, "Корабелка" имеет достаточно серьезный имидж в мире. Мы - известный бренд. Кроме того, это помогает зарабатывать деньги, необходимые для поддержания университета в более-менее приличном состоянии.
Н.Н.: Военную кафедру, кстати, удалось сохранить?
К.П.: Военно-учебный центр — да. Мы готовим офицеров для действительной службы по заказу Министерства Обороны. Правда, последние два года Министерство закрыло прием в высшие военные учебные заведения. Но специалистов для военной приемки мы готовить продолжаем.
Н.Н.: Включение в Болонский процесс, двухуровневое образование. Что такое бакалавр? Что такое магистр? Понимают ли в промышленности, что это такое? Как вы с этим "боретесь"?
К.П.: Плохо промышленность понимает, и что такое магистр, и что такое бакалавр. Хотя такого рода беду можно было бы исправить. Но я лично к двухуровневой системе отношусь с большим скепсисом, поскольку за четыре года, даже меньше, подготовить судостроителя трудно. С выпускной работой, практиками, времени для нормальной учебы получается очень мало. Поэтому мы прилагали, и прилагаем все усилия, чтобы нашим специальностям обучались в течении пяти лет, даже пяти с половиной лет, как это было всегда.
К сожалению, когда составлялся перечень специальностей с сохранением пятилетнего обучения, Министерство образования заняло по этому поводу очень жесткую позицию относительно нашего направления. Да и Департамент судостроения не проявил нужной настойчивости. Ведь, в конце концов, этот список был завизирован с Минпромторге, и в том числе, ответственность несет Департамент, потому что нужно было за руки держать замминистра, когда он это подписывал! Тем не менее, мы продолжаем борьбу, тяжелую и нужную. В июне прошлого года на заседании Совета безопасности по судостроению, было принято два решения: во-первых, "Корабелку" наделили особыми правами в области кораблестроительного образования. Теперь мы сами определяем (и 24 января 2011 года это право подтвердил Указ Президента) стандарты подготовки, учебные программы, не ориентируясь на федеральные нормативы, которые нас сильно вязали. Во-вторых, Министерству образования было предписано подготовить дополнительный список специальностей с пятилетним обучением для одобрения Правительством. В настоящее время перечень, куда мы, наконец, включены, находится в Министерстве юстиции, и после проверки на соответствие законодательству будет окончательно одобрен.
Мы в этом году вынуждены набирать людей на бакалавриат, но со следующего года, я надеюсь, снова сможем работать по своим учебным планам, не согласовываемым ни с кем. Таких ВУЗов только четыре в стране: МГУ, СПбГУ, мы и "Бауманка". Остальные должны ориентироваться на федеральные стандарты. Здорово, что сможем быстро реагировать на изменение требований к специалистам, и не придется проходить бесконечные тяжелые согласования, в которых мы в последнее время очень погрязли.
Н.Н.: Вы сказали о меняющейся обстановке. Почти двадцать лет назад прекратил свое существование Институт повышения квалификации инженеров судостроительной промышленности, здесь, неподалеку, на улице Союза печатников. С тех пор я даже не знаю, где корабелы могли бы актуализировать свои знания. Все стандарты требуют этого так или иначе, не только для инженеров заводов, КБ, но для и ваших преподавателей, ведь они тоже должны повышать квалификацию.
К.П.: Преподаватели в этом ключе находятся в лучшей позиции, чем специалисты из отрасли. Мы очень плотно работаем с предприятиями, и практически во всех КБ и НИИ работают наши же профессора, доценты. С точки зрения подготовки инженерного корпуса, переподготовки на предприятиях, да, регулярной работы нет. В достопочтимые годы, когда у предприятий не было денег даже зарплаты платить, процесс переподготовки кадров несколько застопорился.
Н.Н.: Сейчас ОСК тоже вкладывает деньги. Где результат?
К.П.: Считать чужие деньги не люблю, надо самим зарабатывать. Мы обладаем собственными ресурсами и можем выполнять подобную работу. Однако, хотелось бы, чтобы со стороны заводов была не только моральная поддержка, но и протоколы о намерениях, партнерстве, и деньги шли!
В области акустики, прежде всего, в области измерений заказы уже есть. Институт повышения квалификации работал на постоянной основе, взять в полной мере на себя его функции мы, в общем, наверное, смогли бы. У нас есть такой факультет, всё есть, но для этой работы нужны средства. Наверно, какие-то механизмы в этом отношении должны появиться. Мы к своей роли готовы, база есть, специалисты имеются. Прежде всего, это относится к вопросам автоматизированного проектирования: все существующие в мире программные средства у нас в распоряжении, с нами сотрудничают западные фирмы, учебные версии ПО для студентов передают безвозмездно. И, конечно, мы могли бы выполнить работу по передаче этих данных на предприятия, но за это надо платить. Никто нынче бесплатно не работает.
Н.Н.: Вот подошли к деньгам. Помимо бюджетных источников, у вас НИСы, НИРы есть?
К.П.: Бюджетные источники финансирования - вот они, передо мной лежат. Мог бы показать пару строк, и вам стало бы все понятно, но не буду. Средств дают - кот наплакал, большая часть - на зарплаты и стипендии. Все остальное финансируется так скудно, что здесь должны быть не чернильные пометки, а мои слезы. Все технические ВУЗы сегодня обеспечиваются по принципу "чтоб не померли". На содержание здания и сооружений — а у меня их 135 тысяч квадратов — мы имеем в год 6-7 млн. рублей. Если вы поделите одно на другое, вы узнаете, сколько я получаю на содержание одного квадратного метра.
На оплату коммунальных услуг мы получаем процентов 70 от того, что берут с нас энергетики. Если говорить о других статьях расходов, которые должны были бы, казалось бы, присутствовать в смете бюджетной организации, то их просто нет. Например, у меня в смете нет денег на телефон. Как может бюджетная, да любая организация работать без телефона? Мы платим сами. Нет денег в смете на командировки — ни копейки. Можно ли так работать? Ведь в Москву постоянно приглашают на разные заседания. Получил недавно приглашение: "проведем совещание в виде делового завтрака". Восемь тысяч рублей он стоит, плюс дорога — да я не съем на восемь тысяч!
Денег просто крохи. Если бы мы не получали помощь, и не зарабатывали сами...
Н.Н.: Так какие источники?
К.П.: Внебюджетное обучение, в основном, юристов и экономистов. Затащить людей на технические специальности учиться платно практически невозможно, за исключением тех случаев, когда за обучение платит завод. А в экономисты идут с охотой. И когда нам говорят, что надо бы освободить институт от несвойственных ему задач — хорошо, освободим, только возместите те деньги, которые эти "непрофильные" задачи дают на содержание государственного учреждения. Подчеркиваю, не моего учреждения. Почему, работая в государственном ВУЗе, я должен зарабатывать деньги на его содержание?
Мы должны получать финансирование, достаточное для спокойной работы. Уж на телефон-то деньги дайте, ребята! На командировки! На оборудование выделено четыре миллиона на год. И как нам обновлять компьютерный парк — у меня работает 600 машин, и они устаревают! Все прекрасно знают: сегодня вы работаете с одним ПО, завтра создается другое. И это лучшее не лезет в тот компьютер, который работал вчера. Мы вынуждены его менять. А где на все это деньги взять? Эта политика людей, работающих в условиях рынка. Но в этой гонке мы-то не успеваем! Просто нет средств, а если ориентироваться на бюджетное финансирование, то будет совсем плохо. Поэтому внебюджетные источники — студенты-платники, исследовательские работы...
Помогает сдача в аренду избыточных помещений. Избыточных, правда, мало, подвалы, например. Из-за той же демографии — людей нет, платников меньше. Но мы ведь вынуждены платить за те расходы, за которые не должны были: телефоны, командировки, электричество, тепло, газ, вода. И штрафы — из-за того, что что-то там не так делаем. Ситуация с финансами сложная, и, если бы не поддержка со стороны отдельных предприятий, нам пришлось бы туго. Я, например, очень благодарен "Адмиралтейским верфям" и Владимиру Леонидовичу Александрову, потому что массу проблем мы решаем с его помощью. Тот же фасад покрасить сегодня стоит таких денег! Идешь к В.Л., и говоришь: "Что-то у тебя фасад грязный!". "Да? Ну сейчас покрасим!" А красят они и нас заодно.
Н.Н.: У вас еще остался в Северодвинске филиал?
К.П.: Работает. Тоже трудно, тоже проблемы с деньгами.
Н.Н.: Там же весь город сориентирован на судостроение.
К.П.: Город-то сориентирован, но вы же знаете, как живет СМП: в 90х годах был в очень тяжелом положении, а сейчас просто в тяжелом. "Звездочка" сегодня получше.
В Северодвинске филиал был организован по желанию Северного машиностроительного предприятия. И тогда, когда решалась эта задача, и много лет спустя материальные проблемы решали заводы. Все здания, все сооружения были заводскими. Энергетика, тепло, вода — они не знали, что такое платить. Потом пришли другие времена, и около 10-12 лет назад заводы освободились от непрофильных активов, которые не могли содержать, передав их нам. Нужно было "сесть на бюджет" — а это совершенно другая система работы и филиала в том числе. В последние годы помощи от заводов филиал ощущает мало. Понятно, почему.
Н.Н.: Лет восемь назад в Смольном создавали программу по подготовке кадров для судостроения за счет городского бюджета.
К.П.: Её сделали, но деньги ушли не нам, поскольку местный бюджет не может финансировать федеральное учреждение. Программа ушла на ПТУ, на техникумы. Определенные результаты мы получили, в виде абитуриентов, например.
Н.Н.: Как вы считаете, замыкание ВУЗов на отраслевые министерства — это, скорее, плюс или минус?
К.П.: Большой разницы здесь нет. Мы прекрасно решим поставленные задачи при наличии финансирования, будь оно отраслевое или федеральное. Конечно, лучше и естественнее, если бы ВУЗ входил в состав ОСК. Раньше, принадлежа формально Минобразования и получая оттуда достаточные средства, мы очень большую помощь получали от профильного Министерства судостроительной промышленности. Я мог решить любые задачи в Министерстве, которое, в конечном счете, занималось распределением наших выпускников. По моему мнению, нужно принадлежать той отрасли, которую вы непосредственно обслуживаете, для которой созданы. Не знаю, правда, в состоянии ли сейчас отрасль нас содержать.
