— Еще 20 лет назад в Благовещенске было гораздо больше крупных производственных предприятий, чем теперь. Уже нет мебельной, хлопкопрядильной, спичечной фабрик. Только здание осталось от Благовещенского электроаппаратного завода, а это предприятие живет и действует.
Сегодня у меня в гостях - директор и совладелец Благовещенского судостроительного завода Вячеслав Попов.
— Вячеслав Степанович, крупные судостроительные заводы стоят на морях-океанах, а наш – почти на верхнем течении Амура. По меркам отрасли, завод мелкий, средний?
— Средний.
— Есть еще мельче?
— Есть.
— Многие ли аналогичные вашему предприятия, которые стоят, например на Волге, Оби, Енисее, сохранились или перепрофилировались?
— Почти все сохранились, хотя изменили профиль более чем на 50 процентов.
— Вы только сейнеры выпускаете или еще другие суда?
— Сегодня выпускаем малые сейнеры, которые обслуживают прибрежную зону. В сдаче у нас есть танкер, он тоже считается прибрежным, но удаление у него 200 миль от берега, и он был построен для Тихоокеанского флота. На очереди сдача большого для нас корабля. Это среднедобывающее судно неограниченного района плавания.
— Это самое большое судно, которое вы когда-нибудь делали, или были крупнее?
— Нет, крупнее танкера не делали. Судно неограниченного района плавания немного меньше по параметрам.
— Сколько судов за последние 10 лет вышло из вашего завода?
— От 8 до 4 ежегодно.
— Какая динамика? Вы все-таки увеличиваете производство, или оно сокращается?
— В самые трудные времена – 1992-93 года – мы очень были ограничены, мало кто покупал сейнеры. Поэтому приходилось выпускать 3-4. А после дефолта – сразу 8, потому что дефолт положительно сказался на работе завода. Цена доллара повысилась, себестоимость понизилась, и в целом цена на наши продукты снизилась, и рыбаки смогли покупать.
— Сейчас вы выпустите суда и больше нечего будет делать, или у вас все-таки стоят очереди?
— Жизнь каждый год ставит перед нами очень сложные задачи. Сегодня нет программы, а завтра появляется какой-то заказчик и завод загружен. Каждый год много внимания уделяем этому вопросу: поездки, командировки, связи с ними. И в большем случае это зависит от рыбалки. Если на Сахалине хорошая рыбалка, значит люди с деньгами и покупательская способность выше.
— Сколько стоит ваш типовой сейнер?
— Стоил порядка 16 миллионов. Сегодня эта цена нас не устраивает, потому что себестоимость повышается в связи с тем, что покупное оборудование очень дорогое.
— Кто ваши основные конкуренты? С кем вы боритесь за заказы?
— Практически мы сегодня единственные стабильно работающие для прибрежного лова. Правда, попытки и программа создана в Приморском крае. Губернатор Дарькин Сергей Михайлович был владельцем фирмы, которая эксплуатировала эти суда. Они покупали и у нас. А сейчас они классом повыше, но уже заложили сейнер на замену РЭС-300. Был такой знаменитый сейнер, он на класс больше, чем мы.
— Есть угроза из Приморья?
— Не совсем, наша ниша пока не занята. Мы делаем суда 100 миль от берега.
— То есть несколько лет вы можете жить спокойно?
— Трудно сказать. Спокойно никогда за последние годы не приходилось жить.
— Вы следите за судьбой своих сейнеров? На плаву находятся все сейнеры, которые вами были произведены в последнее время, или какие-то уже были распилены на металлолом?
— Если говорить о последней серии, которую мы начали строить с 1976 года, практически все живы, работают. И если ремонтные работы производятся, то сегодня легче заменить полностью зашивку, двигатель, чем покупать новый.
— Что вы еще делаете, кроме судов?
— Так называемую прочую продукцию. В последние годы много сил положили и многое сделали для Бурейского водохранилища, работали с Ерковецким угольным разрезом.
— Какую долю занимает побочная деятельность?
— Каждый год по-разному - и 20, и 40 процентов.
— Но все равно основная деятельность превалирует?
— Да. Главное – это судостроение.
— Сколько человек работало на советском судостроительном заводе, сколько сейчас?
— Работала 1 тысяча 350 человек. Сегодня около 600.
— И справляетесь с теми же задачами, или объем был больше?
— Нет, объем сократился в два раза.
— Китайских специалистов еще не привлекаете к работе на заводе?
— Когда нам было очень тяжело, не хватало сварщиков, судосборщиков, мы привлекали до 15 человек. Сейчас только наши, хватает.
— Вы беретесь за нестандартные эксклюзивные работы. Я знаю, что вы делали купола для храма, купол обсерватории для первой школы. Вы занимаетесь меценатством или получаете прибыль с этого?
— Нет, в меньшей степени получаем прибыль. В другой раз на первом месте стоит загрузка людей, и, если даже по нолям сработаем, мы считаем, что задачу выполнили. Прибыль получаем за счет других производств, а здесь интересная работа, работа на авторитет завода. И в большей степени работаешь с хорошими людьми, поэтому приятно что-то для них сделать.
— Не думаете ли вы, что судостроение в Благовещенске должно когда-то закончиться: все-таки мы так далеко находимся от морей-океанов? Сегодня это судостроение, возможно, делается на сплоченном и очень опытном коллективе и мудром руководителе. А что произойдет через 20-30 лет? Судостроительный завод долго будет находиться в Благовещенске?
— Все зависит от специалистов. Сегодня мы не получили за 10 лет практически ни одного специалиста-корабела, механика, электрика. Но если механика, электрика можно вырастить из специалиста, который закончил, допустим, АмГУ, сельскохозяйственный институт, то корабела – только специализированный институт. На Дальнем Востоке он есть во Владивостоке. И пока мы имеем еще такие кадры, завод будет жить.
— Дарькин построит у себя на побережье завод по производству таких же сейнеров, как у вас, и у вас начнутся трудные времена?
— Могут быть трудные времена. Поэтому мы работаем в хорошем контакте с проектантом, который находится в Хабаровске. Это характеризует нас в более лучшем плане. Хотя и во Владивостоке есть проектные институты. Но мы постоянно смотрим за гарантийными судами. Во-вторых, предлагаем рыбакам суда в зависимости от того, какие у них в этом году орудия лова и так далее.
— Последний месяц в СМИ активно шли объявления о скупке акций вашего предприятия. Вы знаете, кто скупал ваши акции?
— Лично знаю.
— Вы нашли этого человека или компанию?
— Один не скрывался, второй объявился.
— На самом деле ничего плохого нет, люди хотят скупить акции. Кто хотел скупить контроль над судостроительным заводом? Вы встречались с ними?
— Встречались. Один – Садовников – и объявление, и телефон указывает, и лично принимает, и платит. Второй человек – москвичка. Мы с ней встречались. Она говорит, что имеет свой бизнес-проект, наш завод привлекательный и имеет прибыль и перспективу, к тому же у нее есть конкретный заказчик.
— А заказчик не назван?
— Нет. Это большой секрет.
— Вы предполагаете, кто мог скупать акции?
— Не знаю. Я думаю, что это все-таки частный капитал и московские деньги.
— Закончилась скупка или продолжается?
— Они, по-моему, купили пять процентов. А мы за эти два дня, когда они объявились, поняли, откуда идет опасность, собрали акционеров, которые работают на заводе и рассказали о сложившейся ситуации. Решением совета директоров мне было поручено оформить эти акции на мое имя. Мы за два дня купили 30 процентов, и было 32.
— Можно сказать, что амурчане по-прежнему контролируют ситуацию, управление и собственность судостроительного завода в городе Благовещенске?
— Да, тем более что сегодня мы исполняем государственный заказ. Это настолько важный момент в нашей жизни, и любое вмешательство - возможная смена руководства, специалистов - немедленно нанесло бы серьезные помехи. Вы понимаете, уходит лидер – уходят и специалисты. Такие случаи бывают и очень часто. И оставили бы меня или нет, не обсуждалось.
— Акционерная война закончилась?
— С моей точки зрения, она закончилась.
— Вы победили?
— Мы победили.
— Спасибо за беседу.
Сегодня у меня в гостях - директор и совладелец Благовещенского судостроительного завода Вячеслав Попов.
— Вячеслав Степанович, крупные судостроительные заводы стоят на морях-океанах, а наш – почти на верхнем течении Амура. По меркам отрасли, завод мелкий, средний?
— Средний.
— Есть еще мельче?
— Есть.
— Многие ли аналогичные вашему предприятия, которые стоят, например на Волге, Оби, Енисее, сохранились или перепрофилировались?
— Почти все сохранились, хотя изменили профиль более чем на 50 процентов.
— Вы только сейнеры выпускаете или еще другие суда?
— Сегодня выпускаем малые сейнеры, которые обслуживают прибрежную зону. В сдаче у нас есть танкер, он тоже считается прибрежным, но удаление у него 200 миль от берега, и он был построен для Тихоокеанского флота. На очереди сдача большого для нас корабля. Это среднедобывающее судно неограниченного района плавания.
— Это самое большое судно, которое вы когда-нибудь делали, или были крупнее?
— Нет, крупнее танкера не делали. Судно неограниченного района плавания немного меньше по параметрам.
— Сколько судов за последние 10 лет вышло из вашего завода?
— От 8 до 4 ежегодно.
— Какая динамика? Вы все-таки увеличиваете производство, или оно сокращается?
— В самые трудные времена – 1992-93 года – мы очень были ограничены, мало кто покупал сейнеры. Поэтому приходилось выпускать 3-4. А после дефолта – сразу 8, потому что дефолт положительно сказался на работе завода. Цена доллара повысилась, себестоимость понизилась, и в целом цена на наши продукты снизилась, и рыбаки смогли покупать.
— Сейчас вы выпустите суда и больше нечего будет делать, или у вас все-таки стоят очереди?
— Жизнь каждый год ставит перед нами очень сложные задачи. Сегодня нет программы, а завтра появляется какой-то заказчик и завод загружен. Каждый год много внимания уделяем этому вопросу: поездки, командировки, связи с ними. И в большем случае это зависит от рыбалки. Если на Сахалине хорошая рыбалка, значит люди с деньгами и покупательская способность выше.
— Сколько стоит ваш типовой сейнер?
— Стоил порядка 16 миллионов. Сегодня эта цена нас не устраивает, потому что себестоимость повышается в связи с тем, что покупное оборудование очень дорогое.
— Кто ваши основные конкуренты? С кем вы боритесь за заказы?
— Практически мы сегодня единственные стабильно работающие для прибрежного лова. Правда, попытки и программа создана в Приморском крае. Губернатор Дарькин Сергей Михайлович был владельцем фирмы, которая эксплуатировала эти суда. Они покупали и у нас. А сейчас они классом повыше, но уже заложили сейнер на замену РЭС-300. Был такой знаменитый сейнер, он на класс больше, чем мы.
— Есть угроза из Приморья?
— Не совсем, наша ниша пока не занята. Мы делаем суда 100 миль от берега.
— То есть несколько лет вы можете жить спокойно?
— Трудно сказать. Спокойно никогда за последние годы не приходилось жить.
— Вы следите за судьбой своих сейнеров? На плаву находятся все сейнеры, которые вами были произведены в последнее время, или какие-то уже были распилены на металлолом?
— Если говорить о последней серии, которую мы начали строить с 1976 года, практически все живы, работают. И если ремонтные работы производятся, то сегодня легче заменить полностью зашивку, двигатель, чем покупать новый.
— Что вы еще делаете, кроме судов?
— Так называемую прочую продукцию. В последние годы много сил положили и многое сделали для Бурейского водохранилища, работали с Ерковецким угольным разрезом.
— Какую долю занимает побочная деятельность?
— Каждый год по-разному - и 20, и 40 процентов.
— Но все равно основная деятельность превалирует?
— Да. Главное – это судостроение.
— Сколько человек работало на советском судостроительном заводе, сколько сейчас?
— Работала 1 тысяча 350 человек. Сегодня около 600.
— И справляетесь с теми же задачами, или объем был больше?
— Нет, объем сократился в два раза.
— Китайских специалистов еще не привлекаете к работе на заводе?
— Когда нам было очень тяжело, не хватало сварщиков, судосборщиков, мы привлекали до 15 человек. Сейчас только наши, хватает.
— Вы беретесь за нестандартные эксклюзивные работы. Я знаю, что вы делали купола для храма, купол обсерватории для первой школы. Вы занимаетесь меценатством или получаете прибыль с этого?
— Нет, в меньшей степени получаем прибыль. В другой раз на первом месте стоит загрузка людей, и, если даже по нолям сработаем, мы считаем, что задачу выполнили. Прибыль получаем за счет других производств, а здесь интересная работа, работа на авторитет завода. И в большей степени работаешь с хорошими людьми, поэтому приятно что-то для них сделать.
— Не думаете ли вы, что судостроение в Благовещенске должно когда-то закончиться: все-таки мы так далеко находимся от морей-океанов? Сегодня это судостроение, возможно, делается на сплоченном и очень опытном коллективе и мудром руководителе. А что произойдет через 20-30 лет? Судостроительный завод долго будет находиться в Благовещенске?
— Все зависит от специалистов. Сегодня мы не получили за 10 лет практически ни одного специалиста-корабела, механика, электрика. Но если механика, электрика можно вырастить из специалиста, который закончил, допустим, АмГУ, сельскохозяйственный институт, то корабела – только специализированный институт. На Дальнем Востоке он есть во Владивостоке. И пока мы имеем еще такие кадры, завод будет жить.
— Дарькин построит у себя на побережье завод по производству таких же сейнеров, как у вас, и у вас начнутся трудные времена?
— Могут быть трудные времена. Поэтому мы работаем в хорошем контакте с проектантом, который находится в Хабаровске. Это характеризует нас в более лучшем плане. Хотя и во Владивостоке есть проектные институты. Но мы постоянно смотрим за гарантийными судами. Во-вторых, предлагаем рыбакам суда в зависимости от того, какие у них в этом году орудия лова и так далее.
— Последний месяц в СМИ активно шли объявления о скупке акций вашего предприятия. Вы знаете, кто скупал ваши акции?
— Лично знаю.
— Вы нашли этого человека или компанию?
— Один не скрывался, второй объявился.
— На самом деле ничего плохого нет, люди хотят скупить акции. Кто хотел скупить контроль над судостроительным заводом? Вы встречались с ними?
— Встречались. Один – Садовников – и объявление, и телефон указывает, и лично принимает, и платит. Второй человек – москвичка. Мы с ней встречались. Она говорит, что имеет свой бизнес-проект, наш завод привлекательный и имеет прибыль и перспективу, к тому же у нее есть конкретный заказчик.
— А заказчик не назван?
— Нет. Это большой секрет.
— Вы предполагаете, кто мог скупать акции?
— Не знаю. Я думаю, что это все-таки частный капитал и московские деньги.
— Закончилась скупка или продолжается?
— Они, по-моему, купили пять процентов. А мы за эти два дня, когда они объявились, поняли, откуда идет опасность, собрали акционеров, которые работают на заводе и рассказали о сложившейся ситуации. Решением совета директоров мне было поручено оформить эти акции на мое имя. Мы за два дня купили 30 процентов, и было 32.
— Можно сказать, что амурчане по-прежнему контролируют ситуацию, управление и собственность судостроительного завода в городе Благовещенске?
— Да, тем более что сегодня мы исполняем государственный заказ. Это настолько важный момент в нашей жизни, и любое вмешательство - возможная смена руководства, специалистов - немедленно нанесло бы серьезные помехи. Вы понимаете, уходит лидер – уходят и специалисты. Такие случаи бывают и очень часто. И оставили бы меня или нет, не обсуждалось.
— Акционерная война закончилась?
— С моей точки зрения, она закончилась.
— Вы победили?
— Мы победили.
— Спасибо за беседу.
